Мое любимое убийство. Лучший мировой детектив - Страница 248

248

Конечно, я даже не пытался щадить чувства мистера Брауна, тем более что мне уже не впервые приходилось возвращать его с небес на землю. Вот, например, вчера он принес в столовую пару своих голубей — показать друзьям, а в итоге они летали по всему залу, — и вы же знаете, сколько грязи разносят эти отвратительные птицы! Я сказал ему пару ласковых прямо при всех этих идиотах в салоне, и, кажется, они даже согласились со мной. Этот парень помешался на своих голубях!

Еще был полковник, которому надоело путешествие, и он все пытался ворваться на мостик, чтобы покурить со мной и почесать языком. Мне пришлось прямо сказать ему, чтобы он держался от мостика подальше, как и мистеру Брауну, разве что немного другим тоном. А еще две женщины — молодая и постарше, — которые вечно вертелись поблизости, готовые в любую секунду пойти в атаку и, так сказать, взять мой капитанский мостик на абордаж. Сегодня я наконец улучил момент и заговорил с пожилой о моем восьмом парне. Думал, ее это утихомирит, но увы — она начала болтать со мной о любимых детках, а я ведь даже не женат! Так глупо обдурил сам себя, да и ее тоже! А старая, конечно, все рассказала молодой, и та покинула меня на милость победительнице! Бог ты мой!

Но пассажир, который меня действительно беспокоил, был мистер Эгла, толстый темноволосый коротышка с землистым лицом, и при этом до смерти любознательный. Казалось, он все время ошивается вокруг, и я больше чем подозревал, что он пытается завести близкую дружбу с моим слугой.

Конечно, я еще тогда догадался, что он охотник за бриллиантами, и не сомневаюсь в этом до сих пор, но так уж повелось на этих кораблях; из камней и жемчуга, которые провозили на них через таможню, можно было пирамиду Хеопса сложить.

Я едва не сорвался на него сегодня, сказал мистеру Эгле: закрой дверь, я знаю, кто ты, и держи свой длинный нос подальше от моей каюты и моих дел, займись лучше теми, кто достаточно богат, чтобы разбираться в твоем ассортименте!

На самом деле он действительно сунул нос в мою каюту, а я подошел к нему со спины, но отбрехался он вполне правдоподобно. Сказал, что постучал, а потом ему послышалось, что я ответил: «Войдите». Мистер Эгла пришел попросить меня об одном одолжении: позаботиться об очень ценном алмазе, который он принес с собой. Он вытащил из жилетного кармана камень, спрятанный в замшевом кошельке, и сказал, что будет гораздо лучше и безопаснее где-нибудь запереть его. Конечно, я заверил его, что о бриллианте позаботятся как следует, а когда мистер Эгла спросил моего мнения о нем, то я стал мягче шелка — ведь было ясно, как сильно он хочет со мной об этом поговорить.

— Великолепный камень! — сказал я. — Думаю, он должен стоить тысячи. Наверное, в нем карат двадцать-тридцать.

На самом деле я прекрасно знал, что это всего лишь хорошо ограненная стекляшка — потому что схитрил и проверил его на твердость своим кольцом, — да и по размеру я нарочно промазал. Будь это настоящий бриллиант, он весил бы под шестьдесят карат.

Толстый коротышка нахмурился. Хотелось бы знать, вышло у меня или нет дать ему намек, что он идет по ложному следу, но потом я вдруг понял по его глазам: мистер Эгла по своему обыкновению не доверяет мне и к тому же презирает за то, что я абсолютный, конченный невежда в том, что касается алмазов. Когда он ушел, я немного поразмыслил о нем и решил, что хорошо было бы преподать урок этой толстой жабе!

19 июня

Ночью мне пришла в голову отличная идея. Вечером мы должны были пришвартоваться и пустить на борт таможенников, и я как раз смог бы заняться тем, что придумал. Накануне за ужином завязался разговор об алмазах — как всегда на этих кораблях, — и пассажиры начали рассказывать истории. Некоторые старые, некоторые посвежее, и многие были о разных хитрых уловках, как обмануть таможню.

Парень за моим столом рассказал историю с длинной бородой — про утку, которую накормили алмазами, спрятанными в кусочках хлеба, и таким образом незаконный владелец смог спрятать их от бдительного ока таможенников в самый критический для себя момент.

Это подало мне идею; охотник к тому времени порядочно потрепал мне нервы, и если бы я не сделал что-то, чтобы он в конце концов почувствовал себя полным идиотом, то начал бы грубить ему. А хамить пассажирам — последняя вещь, которую может себе позволить владелец судна.

На нижней палубе я вез брату несколько южноафриканских черных фазанов: он разводил их; к слову, вполне успешно и даже вывел несколько новых пород.

Я послал слугу за хлебом, а сам выудил из кармана сюртука коробочку с тем, что у нас на островах называют «фальшивочками» — отлично ограненными стекляшками, начищенными до почти натурального алмазного блеска. Они остались у меня после одного забавного путешествия, и я годы таскал их с собой — до сегодняшнего дня.

Я уселся за стол и начал крутить хлебные шарики, а потом стал прятать «камни» в них. И пока я это делал, то почувствовал затылком чей-то внимательный взгляд: кто-то пялился на меня через окно, которое выходило в кают-компанию. Я посмотрел в зеркало на противоположной стене и успел заметить лицо: это был мой слуга.

Именно этого я и ждал. «Ха, мой мальчик! — подумал я. — Думаю, это будет наше последнее совместное плавание, хотя, наверное, сейчас ты ничуть не угрожаешь мне, а ведь мог бы».

Когда все «бриллианты» перекочевали в хлебные шарики, я спустился в птичник и начал скармливать их фазанам. Когда я бросил птицам последний шарик и повернулся, то буквально столкнулся с мистером Эглой, который как по волшебству возник на другом конце птичника. Он наверняка успел пошушукаться с моим слугой и теперь проследил, как я скормил нелегальные бриллианты фазанам — пока таможенники были на борту!

248