Мое любимое убийство. Лучший мировой детектив - Страница 209

209

— Именно этого его сторонники от нас и ожидают, — буркнул министр внутренних дел. — По их словам, раз именно мы засадили его в тюрьму, стало быть, наша забота обеспечить ему выход под фанфары. А он в любом случае отказывается убираться из тюрьмы без оркестра.

Раздался пронзительный телефонный звонок: на проводе был представитель власти из Немезис-на-Хэнде.

— Выборы начнутся через пять минут. Плуттербафф на свободе? Что за чертовщина там у вас…

Генеральный Секретарь бросил трубку и заявил без обиняков:

— Сейчас не время проявлять гордыню. Доставьте туда музыкантов, в конце-то концов. Пускай Плуттербафф насладится своим оркестром!

— И где вы собрались отыскать музыкантов? — устало спросил министр внутренних дел. — Вряд ли мы сумеем уговорить военный оркестр, а другого под рукой просто нет. Музыканты бастуют, вы что, не слышали?

— Неужто вы не в силах добиться прекращения забастовки? — осведомился Генеральный Секретарь.

— Я попробую, — вздохнул министр внутренних дел и направился к телефону.

Часы пробили восемь. Толпа на улице неистово распевала: «Пятнадцать сотен за собой он уведет от вас!»

На стол легла телеграмма из центрального представительства в Немезис-на-Хэнде. Она была краткой: «В минуту мы теряем двадцать голосов».

Часы пробили десять. Премьер-министр, Генеральный Секретарь, министр внутренних дел и несколько их влиятельных друзей, желающих помочь, собрались у входа в здание тюрьмы, на все лады убеждая Демосфена Плуттербаффа, а тот молча и неподвижно стоял перед ними, скрестив руки на груди. Златоусты законодательных баталий, чье красноречие заставило пасть ниц комиссию по делу Маркони (или, по крайней мере, большую ее часть), попусту растрачивали свои ораторские способности, пытаясь изменить планы этого упрямого, несгибаемого человека. Он не собирался покидать стены тюрьмы без оркестра.

А оркестр они предоставить не могли.

Пробило четверть одиннадцатого.

Половину одиннадцатого.

В ворота тюрьмы то и дело врывались посыльные с телеграфными сообщениями. Отчаянные послания гласили: «Только что отголосовала фабрика Ямли. Угадаете, за кого?» — и все в том же духе. Немезис-на-Хэнде уверенно шел по пути Рединга.

— У вас имеются какие-нибудь музыкальные инструменты? — требовательно спросил Генеральный Секретарь у начальника тюрьмы. — Такие, чтобы играть было полегче. Барабаны, кимвалы — что-то в этом духе.

Начальник тюрьмы пожал плечами:

— Наши надзиратели создали частный маленький оркестр. Но не думаете же вы, что я заставлю их…

— Одолжите нам инструменты, — велел Генеральный Секретарь.

Один из влиятельных друзей, жаждавших помочь, неплохо играл на корнет-а-пистоне, сам Генеральный Секретарь кое-что смыслил в барабанах, а члены Кабинета Министров могли бить в кимвалы более-менее в такт основной мелодии.

— Ну и какую песню вы предпочтете? — осведомился Генеральный Секретарь у Плуттербаффа.

Тот, поразмыслив пару мгновений, отвечал:

— Самую популярную на сегодня.

Все присутствующие сегодня слышали эту мелодию сотни раз, так что исполнить ее достаточно сносно оказалось несложным. И заключенный уверенной поступью отправился на свободу, сопровождаемый словами песни, сочиняемой на ходу: «Такого не желали мы вовеки совершить…» Разумеется, имелось в виду лишенное возможности выбирать правительство, а вовсе не разрушитель Альберт-Холла.

Увы, но и после всех этих мытарств место в парламенте было потеряно, хотя преимущество оппозиционера оказалось незначительным. Профсоюзы на местах слишком уж оскорбились действиями членов Кабинета Министров, которые лично показали пример штрейкбрехерства. Их не смогло умиротворить даже освобождение Плуттербаффа.

Впрочем, несмотря на потерю места, правительство праздновало моральную победу. Оно показало всем, что знает, когда и как именно надо проигрывать.

БРОДЯЧАЯ РЕДАКЦИЯ

Сэр Лулворт Куэйн неторопливо прохаживался по дорожкам зоопарка Зоологического сообщества. Компанию ему составлял племянник, недавно возвратившийся из Мексики. Этот юноша занимался сравнительным анализом родственных видов животных Северной Америки и Старого Света. Именно он и отметил:

— Самое любопытное в видовой миграции — это некий импульс, заставляющий животных сниматься с места, полностью меняющий их настоящее и будущее. Причем очевидных причин для этого не существует: животные долгое время чувствовали себя комфортно в определенной местности, и вдруг…

— Подобное поведение иногда характерно и для рода людского, — отвечал сэр Лулворт. — К слову, наиболее яркий пример я наблюдал здесь, в Англии, пока вы исследовали пустыни Мексики. Я имею в виду жажду странствий, внезапно охватившую персонал и руководство кое-каких лондонских газет. Началось все с одного из наших самых ярких и предприимчивых еженедельников. Его сотрудники удрали на берега Сены и к Монмартру. Это произошло крайне быстро, однако положило начало бесконечным подвижкам в мире прессы. Я бы сказал даже, что словосочетание «распространение печати» с тех пор наполнилось несколько иным значением… Другие редакции моментально последовали примеру первопроходцев. Вскоре Париж вышел из моды, ведь он находился чересчур близко от родного дома. Первенство захватили Нюрнберг, Севилья и Салоники: они стали новыми пастбищами для персонала не только еженедельников, но и ежедневных газет. Некоторые редакции, возможно, не слишком хорошо думали, выбирая места обитания: скажем, один из ведущих рупоров протестантизма в течение двух недель курировался из Трувиля и Монте-Карло. Впрочем, это сочли какой-то ошибкой… Кроме того, случались… хм… накладки, когда наиболее инициативные и предприимчивые редакторы переезжали вместе с редакцией куда-нибудь подальше. К примеру, «Внимательный исследователь», «Спортивные скандалы» и «Газета для юных девиц» одновременно переехали в Хартум. Кто знает, быть может, желание обойти всех конкурентов сподвигло редакцию «Еженедельного информатора», одного из виднейших рупоров либеральной мысли, перенести редакцию на три-четыре недели с Флит-стрит в Восточный Туркестан. Разумеется, добавив время на путешествие туда и обратно. В некотором смысле это было одним из самых примечательных спонтанных перемещений в мире прессы за то время. Ни малейшего следа махинаций, все честно: владелец издания, управляющий, редактор, редакторы отдельных блоков, ведущие колонок, основные репортеры и все такое прочее — все они участвовали в этом действе, которое публика частенько называла Drang nach Osten. В опустевшем редакционном улье оставался лишь смышленый и энергичный мальчик на посылках.

209